Пока прочитал одну вещь - повесть "Чужая сторона". Там и история маленького человека (прописанная так, что Гоголю далеко), и бытовая история, которая незаметно разворачивается в какое-то эпическое хождение по кругам ада.
Ещё язык и стиль. В одной из статей пишут, что он наследует русским классикам, и мне тоже кажется, что это так. Что каким-то непостижимым образом человек в конце 80-х подпитывался не советской литературой, а наводил мосточки куда-то туда, к далёким берегам высокого стиля. Это притом, что и сюжет, и герои - всё на грани бытовухи-чернухи, из песка, асфальта и ржавчины. Такое сочетание я только у Ерофеева могу вспомнить (конечно, не того, который теперь в телевизоре сидит)
Во-вторых, умение какое-то сложное человеческое переживание раскрыть и точно прописать одним абзацем - не спеша, доходчиво, но и без лишних слов.
Вот, смотрите, о пределах возможного страдания:
"Но и, надо сказать, какую-то ехидную усладу одновременно же чувствовал он в себе — от того, что вытворяет с ним жизнь. Он слышал, впрочем, и то, что обиды, и стыд, и оскорбления, переносимые им, еще вполне терпимы. Русский человек, он ощущал в себе достаточное еще вместилище и для нового страдания, и для нового холода, и для новых обид, хотя страдал он уже по-настоящему, и было ему холодно по-настоящему, и обидно по-настоящему. Странное испытательское любопытство легонько пошевеливалось в нем: «Сколько же еще можно? Неужели еще можно?!» — и с бродяжьей этой отвагой в душе легче почему-то было идти во тьме по дороге, хотя он вовсе и не знал, куда ведет эта дорога и по этой ли дороге нужно ему идти".
Вот об этом, на мой взгляд, точно подмеченном ощущении - когда кажется, что всё хуже некуда, но при этом остаётся место и для "странного испытательского любопытства" - я что-то раньше не встречал ни о кого.