****
Какие-то типы – вроде молодые, но тёртые жизнью. У всех свои причины добираться из Питера в Москву не на поезде, а в холодной маршрутке – то ли экономия, то ли с паспортом что-то не так. Полный интернационал: армянин, цыган, молдаванин, один дембель, ещё пара людей, которые по всем приметам родились вдалеке от обеих столиц. У всех своя дорога; ранее незнакомые, они как-то быстро начинают общаться и ходить за пивом на остановках.
«Брат», «братуха» – говорят они друг другу, хотя вряд ли кто-то из них доверит соседу сторожить свои вещи. Ягоды одного поля, они интуитивно чуют во мне «не своего» - и особо со мной не разговаривают. Я и не рвусь с ними общаться, я хочу спать.
Но в тряской маршрутке получается лишь дремать; искренне желая провалиться в сон и никак не достигая сна, я слышу обрывки их разговоров, их балагурство, их мат. То мне кажется – а ведь неплохие, в сущности, ребята. То становится мерзко и тошно. Думаю – упыри, недочеловеки. Неужели полстраны сделано из такого материала ?
- Я в рот ебал этот механизм! - говорит дембель совершенно серьёзно. - Я деду часы купил, хотел с подарком приехать, часы «Салют», советские ещё. Четыре раза завёл, а они встали – опять наёбка какая-то.
- Ничего - отвечает другой. - Деду твоему, знаешь, какой самый лучший подарок? Вот он подарок сидит. То, что ты вернулся.
Дембель говорит с мамой: Мама, ты не волнуйся. Я еду уже, от Питера отъехал, тут ребята хорошие, вот телефон позвонить дали. Не переживай, всё нормально у меня. Катюше скажи тоже, что завтра буду. Поворачивается к соседу:
- Шапочка – смотри какая. Класс, да? У шакала одного взял. Мы с ним забазарились поговорить один на один, ну я вышел, жду, сигаретку выкурил, его нет. Ну, я пошёл, нашёл его, а он такой: «я сейчас не могу, меня командир роты вызывает», а я ему «ты чё моросишь? Сам сначала выёбывался, а потом забздел?» Ну, отжал я у него шапку. А чё – я своё взял.
Извини, братуха, я сутки не спал.
Дембель засыпает, другой говорит по телефону.
- Ты по тому номеру больше не звони, там другой человек. Ну просто другой человек там, не я, ну я говорил тебе. Что? Ты не думай так, я тебя не брошу. Я тебе говорю – не брошу. Да ничего я не бегу от себя. Просто сейчас уехать надо в другой город. Я в машине сейчас, слышишь? Да не обманываю я тебя, я не такой человек, Таня. Ну ведь у нас разногласия с тобой начались последнее время. Что? Разногласия. А разве нет?
Помнишь, ты сама с Иры смеялась, когда ей плохо было? Ну, ты с Иры смеялась, когда она забеременела. Я говорю – я тебя не брошу.
Маршрутка с занавешенными шторами едет сквозь ночь. Женщина в пуховике и очках перебирается на переднее кресло, к водителю, и начинает его расспрашивать, рассказывать какие-то истории. Долетают обрывки: «Моя родина – Дагестан, а там у нас…» – говорит водитель. На остановке (кафе на заправке, перекур, туалет) спрашиваю эту тётеньку:
- Боитесь, что заснёт?
- Теперь не боюсь, а когда сзади сидела – страшно. А так и ему веселее, и нам надёжнее. А то вон какая дорога, а музыка у него одинаковая вся.
Выходит покурить смешливый армянин в кепочке – он подмерзает на заднем сиденье.
– Ой, бля, холодно как. Затягивается. Тётенька в очках пресекает сразу же - Молодой человек, я вас попрошу без этого. Без мата.
Армянин сразу расцветает улыбкой ловкого карманника, который уже успел скинуть кошелёк:
- А я что? Я же просто «блинчик» сказал! Это не мат, холодно просто очень.
А мне всегда интересно (неприятно, но занятно) смотреть, как гопота расширяет себе зону комфорта. Сначала матерятся втихую, вполушёпот. Они же понимают, чувствуют, что это – не норма, что «общественное место» всё-таки. Потом видят, что большинство вокруг – свои такие же, и вот уже по салону плывёт то, что называется «матерок» - вроде беззлобное подворотенное балагурство, но граница уже пройдена, уже как бы и норма. Высокоморальная тётенька сидит впереди, она не слышит.
Потом, ближе к утру, у ребят наступают приливы бодрости. – Командир, а чё музыка так тихо? Давай прибавим звука! Ну никто же не против, да?
Я говорю, что против, давайте лучше поспим ещё. На что мне дружелюбно отвечают: Ну чё, под музыку поспишь, тоже нормально.
Но водитель молодец – на провокации не ведётся, тётенька их тоже урезонивает – мол, здесь не ресторан вам. То, что они называют музыкой, минут на 15 становится громче, но вскоре возвращается на прежний уровень. Мне почти всё равно, я понимаю, что уже не уснуть – и засыпаю.
Уже после Твери нас тормозит ДПС. Проверка документов. ДПСник зачитывает куда-то в рацию ФИО и серию паспорта – «АрзумянДэВэ-двадцатьтринольвосемь»
Был ещё один парень – он, как и я, всю дорогу молча дремал, одет получше других да и взгляд вроде нормальный – и в мысленной расстановке своих-чужих я записал его в свои, решив, что молчит человек, потому что ему с этими разговаривать не о чем и противно. Уже в Москве у него зазвонил телефон: «Да пиздец, я заебался здесь ехать» - начал он свой рассказ, и я понял, что молчал он по каким-то другим причинам.
Москва, почти полдень, опухшие и прибитые дорогой люди вылезают из маршрутки. Я искренне благодарен водителю – этому сухонькому пожилому дагестанцу, который провёз нас сквозь эту долгую холодную ночь, говорю «спасибо». Танин любовник и жертва ДПС водителем недоволен: «Взять кирпич и в стекло ему уебать» - говорит вслед отъезжающей машине.
Вот так. Эти люди называют друг друга «братишками» - однако видно же, что никому не верят, а им самим верит разве что мама. И вот эти их словечки- «от души, брат», «уважение» - где там душа и где уважение к ближнему своему? Возможно, там, где человек человеку волк, где люди постоянно ждут «опять наёбки» от судьбы, государства и соседа – там остаётся только вот этот код условных понятий, псевдочеловечность, в которую обёрнут главный закон, закон хитрости и силы – все эти «взять своё», «кинуть лоха» и прочее.
Глупо, конечно, судить о людях просто по дорожному разговору – всё это ведь только слова. По факту - ничего не случилось. Вполне возможно, каждый из этих типов способен на какие-то добрые и человечные поступки. И маму каждый из них наверняка любит.
А в Москве, тем же вечером, я зашёл в продуктовый магазин. Стоят три пьяных мужика; один, наиболее свиноподобный, сначала говорит продавщице «Ты же мне как сестрёнка», затем начинает рассказывать друзьям, как он кому-то перерезал сухожилия на ногах, «чтобы он, сука, не убежал». И понятно, что речь идёт совсем не об охоте.
И вот как, как жить среди всего этого? Можно, конечно, забраться на какую-то башню из слоновой кости, силой воображения вынести всю эту грязь за скобки, ходить по хипстерским кафешкам и культурным сборищам. Но вот он, наш мир, наш Арканар, он такой. Вот оно «наше всё», с которым так или иначе столкнёшься, когда выйдешь в магазин за хлебом – и с этим тоже надо как-то уметь жить. Как ?
P.S.
Я недавно слышал мнение одного неглупого взрослого человека – он уверенно говорил, что народ в массе своей лжив, косен, подл и мелочен. Именно в таких выражениях XIX-го века было сказано. Я пока ещё оптимист и не могу думать, что это и есть наша «соль земли». Хочется верить, что это просто накипь на котлах больших городов, своего рода портовый сброд. По крайней мере, в глубинке, в малых городах, особенно на русском Севере, даже в алкашах и бродягах я ясно вижу какую-то глубинную человечность, искреннюю предпосылку «человек человеку – брат», без подмены значений.