В посёлке и в окрестностях, на побережье Чупской губы, все его знают и все его зовут "Борода". Такой полумифический и в то же время совершенно реальный человек.
Так получилось - я оказался на берегу, но совершенно не знал, где мне ночевать. И первым, кого я встретил в посёлке, был Борода. Сразу же, как в сказке.
- А ночуй у меня
- А сколько возьмёте за постой?
- Да сколько - мне пузырь и тебе пузырь, вот и все дела.
В доме - лоции, якоря, даже гирокомпас стоит, и нет в этом никакого позёрства, это его жизнь. Вся жизнь - в море, и я листал его вахтенные журналы каких-то навигаций прошлого века, тетради, исписанные аккуратным ровным почерком.
И "Лоция Белого моря" - вся в пометках на полях, с какими-то его примечаниями. И старые карточки из 70-х, где он в клешах и модной рубашечке, но и тогда уже с бородой.
Сейчас у него катер, и в сезон он возит туристов, дайверов, тем и живёт.
"Они ж не знают, на чём мы их возим. Корпус старый, машину всю перебирать надо... " И перебирает - как раньше люди под автомобилями лежали целыми днями, так и Борода со своим катером. Руки все в смазке, в мазуте, хоть сколько мой - до конца не отмывается.
Весь дом - в каких-то рукотворных поделках, в фигурах, сделанных из веток и корней, выброшенных морем. "Люди наверно думают - какой-то фигнёй я занимаюсь. Понаставил тут чего-то, толку никакого, только свет загораживает, фигня и есть". И сам не подозревает, что он - самый настоящий, подлинный художник. Потому что и в доме, и во дворе заметна эта его потребность творчески украсить пространство.
Отдельная толстая тетрадь - о постройке дома, с чертежами, с расчётами, с записями за каждый день. Вахтенный журнал постройки дома, года два или три, практически в одиночку. Строил для детей, для всей семьи, и этот отдельный дом, огромная двухэтажная махина, стоит на участке. Построенный дом так и остался пустым - дети разъехались, дочки вышли замуж, и даже жена перебралась в райцентр, полюбовно, без развода - просто у неё там квартира и хоть какая-то жизнь. А он говорит - не могу я в этих бетонных ящиках, с ума я там схожу.
На подоконнике - железные кнехты, чуть покорёженные, склонённые друг к другу. Он говорит: "А вот смотри - видишь? Это матросики, они на берегу гуляли, ну, понятное дело, поддали там, а теперь идут по улице, друг за дружку держатся, поют... Видишь?"
Смотрю и вижу - точно, матросики. Идут, братишки, качаются.