Я не всем ещё гожусь в отцы, но ей – точно.   В полутьме у барной стойки, смотрит прямо на меня, стоит передо мной: «У тебя сижки есть?».  Есть, говорю, пойдём. Девочка лет семнадцати, уже подпитая, с виду – ребёнок окраин, «дерзкая гопница». Образ или не образ, я не успеваю толком всмотреться, выходим на улицу. У неё тут, конечно же, компания, какой-то пацан изображает вежливость, которой я не могу отказать: «А можно и мне одну?».  И меня слегка расстреливают на сигареты.  Мне сорок лет.  Мне с ними неинтересно, я совсем не хочу эту девочку склеить, она дурочка с окраин и компания у них кретинская – видно сразу.  И тут уже видно, что это не образ у неё такой, а просто девочка с окраины, правда. Но я потом иду к метро и вспоминаю эту глупость, эту её доверительную хамоватость: «Сижки есть?».  Вот ведь правда глупость, но… как это у неё с этими пацанами? Мне кажется, что у неё с ними должно быть тоже как-то бесстыдно и просто, что она из тех, о которых  эти парни потом рассказывают корешам: «Ну мы тусили в падике, она мне сосала прям там, слышь а тут лифт приехал мы стреманулись ржали как лоси». А может не сверстники, может, какие-то взрослые дядьки вызывают её на дом.  Вряд ли я ошибаюсь – в её интонациях мне слышен неподдельный опыт, опыт зависимости от мужчин и использования мужчин.
Этот эпизод меня волнует и не отпускает весь оставшийся вечер (она бы даже не поняла, если рассказать ей об этом). Вот это её дурацкое «Сижки есть?», этот прямой и туповатый взгляд – всё это меня заставляет хотеть чего-то такого же, простого, в падике. Чтобы она сосала, и тут лифт приехал, и мы ржали потом. 

Метки: текст
Музыка: Elvis Costello - No Action