в поисках Гобса

Ярославль, середина нулевых, я иду по местному Арбату - улице Кирова, и вижу Гобса.
У Гобса странное лицо: чем-то красив, чем-то неприятен. И он как будто чуть обращён в себя, внутрь, не на публику. И манера петь – тоже «своя», и я сначала не пойму, нравится мне или нет. Но остаюсь слушать, и мы как-то знакомимся.

Вечер холодный, прохожих на Кирова мало, Гобс поёт почти в пустоту. В перерыве я выпрашиваю у него гитару и тоже вспоминаю, каково это – петь в пустоту. Затем мы отходим к стене, сидим на крыльце уже закрытого магазина, курим, Гобс поёт пару своих авторских вещей, и я понимаю: а чувак-то крут! Своеобразный, странный, но настоящий!

C тех пор Гобс мне казался частью города; я приезжал в Ярославль примерно один-два раза в год, и непременно встречал его – либо там же, либо на набережной, либо идущим с какой-то компанией и гитарным чехлом за спиной. Привет-привет!
И даже закрадывались мысли: если уж совсем наступит какой-то край, надо уехать в Ярославль и выйти с гитарой на улицу. Как Гобс.

И вот году, наверно, в 13-м, я встречаю одного человека из тех компаний. Спрашиваю: а как там Гобс, что-то его на Кирова не видно?
- Так ты не знаешь? Гобс умер.

И мы идём с ним в потёртое кафе «Актёр», где есть дешёвая водка, и пьём в память Гобса. И в рассказах этого парня – искренняя любовь. Он говорит, какой Гобс был недооценённый и талантливый, и что остались какие-то кассеты, и он теперь их цифрует и выкладывает в Контакте. 
Я записываю в блокнот: «Гобс. Послушать». И забываю послушать, и ещё восемь дальнейших лет забываю, хоть и ношу это имя на периферии сознания, как незакрытый гештальт. Бывая в Ярославле, проходя по улице Кирова, я думаю: надо послушать, надо всё-таки разобраться – чем ты жил, какие песни писал? И вот, весь февраль и март 21-го года я слушал Гобса.

Впрочем, качественных записей почти не осталось – и это общая беда того поколения, которое угодило в яму между кассетами и цифрой. Многое просто сгинуло, потерялось, а то, что есть сейчас в ВК– это разномастный винегрет из домашних записей.
Какие-то вещи – в надрывной русской истерике, нарочито грязно, по следам Летова. Есть домашние шутки - например, там, где под мелодию “If you go to San-Francisco” ребята (кажется, явно под веществами) произносят названия остановок пригородного автобуса: «Резинотехника», «Сортировочная», «Гаражи», «Школа», «Ларёк»...
А по другим вещам видно, какой он был романтик, эстет и офигенный мелодист. Непростая голова была у человека.

Теперь я списался с двумя людьми, которые близко его знали – с тем самым человеком и с лидером группы, в которой он когда-то играл. Паззл потихоньку складывается, и это похоже на историю о медленном саморазрушении. Оба его друга говорят, что последние годы с ним уже сложно было общаться, но оба вспоминают его с искренней любовью, помнят его сквозь все эти годы.

Теперь про видео. Вот только вдумайтесь: Кострома, кинотеатр «Орлёнок», 2003-й год. Парни играют настоящий русский панк-рок – нелепый, раненый, отвязный, страшный. Парням здесь по двадцать с хвостом, перед сценой шатаются какие-то скины, да и весь зал трясётся, скачет и плывёт вместе с оператором-любителем. Дикий век, увеселения пещерных людей – но какой драйв! И никто не отвлекается на смартфон, все растворены в моменте.

Впрочем, это видео показывает героя только с одной стороны. Повторюсь, Гобс был лирик и мелодист, только как мне это здесь доказать? Продублирую текст в ВК, выложу пару примеров.