Интересно проследить, как выстраивался корпус советских военных песен. Ведь поначалу своих, именно что «красноармейских» песен у Красной армии не было - и поэтому на злобу дня переделывались солдатские песни первой мировой. На основе одного дореволюционного первоисточника могло возникнуть несколько вариантов текста, например, белогвардейцы привычно пели:
Смело мы в бой пойдём
За Русь Святую
И, как один, прольём
Кровь молодую!
А красные, на тот же мотив:
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И как один умрём
В борьбе за это
Буду не первым, кто отметит эту интонацию коллективной жертвенности: не «победим» или «одолеем», даже не «кровь прольём», а вот просто пойдём все и умрём. Причём в борьбе за неведомое «это».
Есть несколько канонических песен («Красная Армия всех сильней!», «По долинам и по взгорьям», «Там вдали, за рекой», «Наш паровоз, вперёд лети!»), которые действительно были написаны во время Гражданской или сразу после, но имели в то время лишь локальную известность, в рамках какой-то армейской части или группы войск. Авторы этих текстов никакой другой поэзией в историю не вошли, это были поэты-любители, отозвавшиеся на запрос армейского политотдела.
Вот, из воспоминаний Петра Парфёнова, автора текста «По долинам и по взгорьям»: «Уже пять месяцев мы стоим, а красноармейцы наши распевают колчаковскую «Канарейку», а мы ничего не можем предложить им взамен. Ведь это позор, товарищи!»
Павел Горинштейн: «Основной моей работой с 1919 по 1923 год было создание агитационных произведений по заданию Политпросвета».
Мы раздуваем пожар мировой,
Церкви и тюрьмы сравняем с землёй!
Ведь от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
(Горинштейн, 1920)
Окончательную редакцию, тиражи текстов в печати, записи на пластинках и всенародную популярность эти песни обрели лишь несколько лет спустя, в конце 20-х годов.
А подлинно «красноармейских» песен (то есть таких, которые действительно массово пелись в гражданскую) не так уж много, и в основной массе это скорее фольклор, частушки на злобу дня, переделки уже привычных маршевых и народных. Например, на мотив «Яблочка» существовала масса куплетов, как за «красных», так и за «белых».
Было и вот такое:
Гей, мы — армейцы, гей, мы — армейцы,
Гей, мы армейцы Красной армии труда.
Гей, нашу помощь, гей, нашу помощь,
Гей, нашу помощь подадим ему всегда.
Гей, за несчастный, гей, за несчастный,
За несчастный, обездоленный народ.
Гей, как мы двинем, гей, как мы двинем,
Как мы двинем на врага, вперед, вперед.
Гей, мы докажем, гей, мы докажем,
Мы докажем всему миру уж тогда.
Гей, что такое, гей, что такое,
Что такое значит армия труда!
(Маринов, до 1923)
«Красноармейский песенник» 1923 года – тонкая книжечка, сборник из 34-х текстов, причём большинство из них – либо уже известные рабочие-революционные, либо старые солдатские песни, переиначенные на новый лад. Глядя из нашего времени на те первые советские песенники, довольно сложно понять: была ли некая новая песня действительно популярна или искусственно внедрялась сверху, посредством этого песенника.
Пётр Орешин, 1923, страница из "Красноармейского песенника"
Веди, Будённый, нас смелее в бой!
Пусть гром гремит,
Пускай пожар кругом, пожар кругом.
Мы беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба.
( Д’Актиль, 1923)
Автор этого канонического текста - Анатолий Д’Актиль, человек явно небесталанный, но очень гибкий и вовсе не героический. Судя по биографии и остальным его текстам, он был ироничным сатириком, работал в лёгких жанрах (фельетоны, пародии, куплеты), и запросто готов был выполнить любой заказ «на злобу дня». На фронте не был.
****
Осмысление гражданской войны в дальнейшей советской культуре – тема огромная, я не специалист. Но тот же «Тихий Дон», «Конармия», «Россия, кровью умытая» - вещи, пугающие своей честностью. Гражданская там описана как всенародная беда, буднично-страшная трагедия; воронка и мясорубка, в которую затягивает всех: и красных, и белых, и зелёных, и мирных.
В 1934-м на экраны выходит «Чапаев», и кажется, отсюда начинается волна героизации и лакировки.
На тот момент уже полузабытые мёртвые герои Гражданской (тот же Чапаев, Котовский, Щорс) – вдруг стали канонизированы.
Целый корпус песен о Гражданской войне вдруг разом появляется в 1935-36 годах, вот неполный список: Конармейская, Каховка, Орлёнок, Песня о тачанке, Прощание (Дан приказ: ему — на запад), Песня о Щорсе (Шёл отряд по берегу). Вот это всё романтическо-героическое, о красных конниках, лихих тачанках и первых комсомольцах.
И эта глянцевая память Гражданской войны далее лишь множилась. Эта романтика протянулась через всю советскую культуру, все эти песни были знакомы каждому советскому школьнику, вплоть до распада СССР. В канон добавлялись новые песни, новые книги и фильмы, уже цветные, в которых герои самозабвенно скакали с шашками наголо; но все эти книги и фильмы как-то умалчивали, насколько страшен для человека сабельный удар.
Процитирую работу Виктора Гольцова, кандидата исторических наук:
«Фильм «Неуловимые мстители» можно рассматривать как феномен, который не столько отразил существовавшие стереотипы о Гражданской войне, сколько сам стал источником формирования этих стереотипов для новых поколений советских детей. Причем если даже официальная апологетика Гражданской войны допускала показ ее трагических сторон, то картина «Неуловимые мстители» и его продолжения создали новый стереотип восприятия Гражданской войны - как захватывающего приключения. В этом приключении лихо закрученный сюжет. Действуют «наши» и «не наши». «Наши» правы всегда. Все, что они ни делают, не вызывает и не должно вызывать моральных сомнений. «Не наши» выглядят откровенными негодяями (как Лютый) или пьяницами и идиотами, как остальные члены банды батьки Бурнаша. Их убийство приветствуется и вызывает радость зрительного зала».
****
Ещё одна сквозная тема песен тридцатых годов – готовность к новой войне. В самых разных песнях, порой совершенно не армейских, присутствует образ врага и готовность дать отпор.
Идет страна походкою машинной,
Гремят стальные четкие станки,
Но если надо - выстроим щетиной
Бывалые, упрямые штыки.
(Шихов, 1929)
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
(Светлов, 1932)
Девушки, гляньте,
Мы врага принять готовы,
Наши кони быстроноги,
Эх, да наши танки быстроходны.
В небе за тучей
Грозные следят пилоты.
Быстро плавают подлодки.
Эх, да корабли стоят в дозоре
(Гусев, 1934)
Если в край наш спокойный
Хлынут новые войны
Проливным пулеметным дождем, -
По дорогам знакомым
За любимым наркомом
Мы коней боевых поведем!
(Сурков, 1936)
И если враг нашу радость живую
Отнять захочет в упорном бою,
Тогда мы песню споем боевую
И встанем грудью за Родину свою!
(Лебедев-Кумач, 1934)
Кажется, что Лебедев-Кумач лучше прочих освоил этот приём: о чём бы ни была песня, будь это марш танкистов или посевная песня трактористов, ближе к концу текста он постоянно вставлял этот смысл: «если враг придёт, мы ему покажем!».
Если завтра война, если враг нападет
Если темная сила нагрянет -
Как один человек, весь советский народ
За свободную Родину встанет!
(Лебедев-Кумач, 1937)
Ну-ка, враг, ты нас лучше не трогай,
Не балуйся у наших ворот,
А не то - встанет грозный и строгий
Наш хозяин - советский народ!
(Лебедев-Кумач, 1937)
Пусть враги, как голодные волки,
У границ оставляют следы, —
Не видать им красавицы Волги
И не пить им из Волги воды.
(Лебедев-Кумач, 1938)
Впрочем, тот же Лебедев-Кумач написал текст одной из главных песен Великой Отечественной – «Вставай, страна огромная».
Как два различных полюса,
Во всём враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.
(Лебедев-Кумач, 1941)
В этой войне песня уже стала полноценным оружием. Песни производились поэтами и композиторами именно как средство для борьбы с врагом, для поднятия боевого духа и веры в победу. Новые военные песни тиражировались в листовках и армейских газетах, выходили на пластинках, звучали по радио.
В первые месяцы войны появилось множество патриотических текстов, и надо сказать, что многие из них в дальнейшем просто не прижились, не пошли в народ.
Другие песни, впоследствии массово известные и любимые, поначалу не одобрялись цензурой – например, «Смуглянка» (Шведов, 1942) упорно отвергалась, как слишком легкомысленная, и всенародно известной стала лишь много лет спустя, после выхода фильма «В бой идут одни старики».
А песни «Случайный вальс» (Долматовский, 1943) и «Враги сожгли родную хату» (Исаковский, 1945) после первых публикаций были запрещёны вплоть до «оттепели» шестидесятых.
«Редакторы — литературные и музыкальные — не имели оснований обвинить меня в чём-либо. Но многие из них были почему-то убеждены, что Победа исключает трагические песни, будто война не принесла народу ужасного горя. Это был какой-то психоз, наваждение. В общем-то неплохие люди, они, не сговариваясь, шарахнулись от песни. Был один даже — прослушал, заплакал, вытер слезы и сказал: «Нет, мы не можем». Что же не можем? Не плакать? Оказывается, пропустить песню на радио «не можем». (Михаил Исаковский)
Народно любимыми становились песни, в которых фокус сдвинут от общего к частному, к человеку на войне. Все они – не столько о войне, сколько о любви и разлуке во время войны. Этакое кинематографическое укрупнение, крупный план: от общей карты фронта – к солдату, которому «до смерти четыре шага», который в этой близости смерти вспоминает дом, семью, своих любимых. Если всмотреться в тексты этих песен, то окажется, что они лишены какой-либо идеологии и могут отозваться солдатам любой армии.
Тёмная ночь (Агатов, 1942)
В землянке (Сурков, 1942)
В лесу прифронтовом (Исаковский, 1943)
Другой ряд песен о войне был написан уже десятилетия спустя. «Москвичи» («Серёжка с Малой Бронной», 1957)«На безымянной высоте» (1964), «Нам нужна одна победа» (1970), «День победы» (1975), были созданы позже и плавно срослись с корпусом «первозданных».
Все эти песни – и патриотические, и лирические, вошли в быт советского человека на долгие десятилетия, они использовались в фильмах, они звучали по радио, они оставались привычным фоном жизни вплоть до распада СССР.
И легендарные красноармейцы 20-х годов, и солдаты Великой Отечественной как бы благословляли на вечный бой все последующие поколения.
С чего начинается Родина?
С окошек, горящих вдали,
Со старой отцовской будёновки,
Что где-то в шкафу мы нашли.
(Матусовский, 1967)
В самых первых боях за Советскую власть
Комсомольская песня в огне родилась.
Сквозь перроны, причалы, сквозь все времена
Протянула мне верную руку она.
(Ошанин, 1977)
Я успел побыть пионером. И надо сказать, что в семье никто не включал эти песни специально, из родительского кассетника звучали солнечные АББА и Джо Дассен. Но всё равно я с детства помню весь этот корпус «военно-патриотических» песен, поскольку они сочились отовсюду, были непременным фоном жизни каждого школьника. Вместе со множеством фильмов про войну, вместе с книжками о судьбах пионеров-героев, которые нам полагалось знать, как жития святых.
В шестом классе пионеров отменили, и следующие тридцать лет весь этот советский словарь казался мёртвым языком ушедшей цивилизации. Какие враги? Какие сражения? А теперь мы снова читаем этот советский песенник, и он говорит нам:
У нас есть враг. Но «броня крепка и танки наши быстры», и «если завтра война», то мы «все, как один умрём в борьбе за это». «Пускай пожар кругом», но все мы – герои, и «вся-то наша жизнь есть борьба». И «Мы докажем всему миру уж тогда».